Юрий Грымов — один из самых точных режиссеров нашего времени. Он предсказал распад литературного сознания в экранизации «Муму» по той самой, зачитанной до дыр повести Тургенева, не скатившись ни в пошлость, ни в лубок (актриса Людмила Максакова уж на что корифей сцены и экрана, до сих пор признается, что приобрела на этих съемках колоссальный опыт), высмеял клиповое мышление в «Коллекционере» (многие приняли этот стеб с неузнаваемым Алексеем Петренко за чистую монету), снял образцовую семейную сагу «Казус Кукоцкого» по Улицкой (ее испугались многие телевизионные боссы, люди с крепкими нервами), высмеял любое навязанное менторство в драме «Чужие».
Наконец, Грымов поставил неутешительный диагноз современному обществу в пластичной и непростой для восприятия драме «На ощупь». В ней режиссер предал анафеме 90–е, ностальгию по которым у нас с вами сейчас пытаются зачем–то вызвать.
Радует и то, что впервые в Беларусь режиссер приехал по делу: судить I фестиваль мобильного кино Smart Film, объявленный одним из белорусских операторов сотовой связи. В общем, выше, мобильнее, сильнее, граждане…
— Юрий Вячеславович, почему все–таки замолчали «Казус Кукоцкого»? Прокрутили в дневном эфире в выходные… Худшего времени представить нельзя. В то время как героическую «Ликвидацию» крутят чуть ли не каждый день.
— Да, странная для меня история. Фильм прошел по всему миру, получил кучу призов, но, к сожалению, на многих российских каналах решили, что «Казус Кукоцкого» — неформат, представляете? Я снял семейную сагу о нас с вами, о том, что происходит, о распаде семьи, о потере генетических связей, о человеческом беспамятстве. Но оказалось, это никому не нужно. Каналы крутят сегодня только то, что сами себе заказывают — «мыло» про провинциалок, портних или истории про харизматичных милиционеров и благородных бандюков. Любой режиссер, который попытается не врать, не нужен.
— Вы своей последней картиной что говорите: общество больно неизлечимо или есть шанс на выздоровление?
— Нет шанса. Мне стыдно за наше общество, которое вот так легко и просто, например, выкинуло людей с ограниченными возможностями за борт. В Европе, в США к ним нормальное и цивилизованное отношение, а в России этих людей не хотят замечать. Не знаю, как в Беларуси, в России 14 миллионов инвалидов. Мне как–то на одной из встреч зритель сказал: «Юрий, а ведь у вас в каждой картине есть герой с ограниченными возможностями…» Я задумался: а ведь он прав. У меня даже в дебютной картине «Муму» глухонемой герой — Герасим. Такой вот мотив, оказывается, у меня есть.
Сейчас я запускаю большой проект, там эта тема тоже будет. Кстати, хотел бы серьезно поговорить с вашим Министерством культуры, может, их это заинтересует… Обалдеете какой проект: Отечественная война 1812 года. 200 лет через два года весь мир будет праздновать. А в Москве все об этом забыли. Весь мир празднует, а мы, которые победили в этой войне, — нет. «Бородино» будет называться. Не понимают у нас чиновники, с какой стороны к кино подходить. Не знаете — посмотрите на Америку. Историю Америки весь мир знает через кино. Кино для них — не развлечение на самом деле, а часть внешней политики. Когда у нас это поймут, тогда и кино будет.
Да, у общества большие проблемы. Когда это случилось — не знаю. Мы потеряли целые поколения. Сдвинулись ориентиры и приоритеты. Но я по–прежнему уверен: не бывает денег любой ценой. Не бывае–ет… Не должно быть.
— Ну вот приоритеты эти когда сдвинулись? В 90–е или раньше, в брежневский застой?
— Нет, именно в 90–е. Когда случился нынешний культ денег. Я занимался коммерческой деятельностью, рекламой, клипами, все видел. Но где–то в 2000 году перестал заниматься.
— Почему?
— Не стало шоу–бизнеса. Может, его и не было, а было такое ресторанное пение, которое мы принимали за шоу–бизнес. Все разрушилось в 90–е, изменились приоритеты. Произошла большая культурная пауза. Сейчас спокойно можно прийти на самую крутую вечеринку в «Метелицу» и там за столом будет сидеть всем известный и всеми любимый вор в законе. И все будут улыбаться ему, потому что он вас всех пошло купил. Тошнит меня от этого. В нормальном обществе человеку руки не подают, если знают, что его деньги — грязные. Не подают! А у нас… Стыдно. Отсюда засилье тех картин, которые вы видите. Весь этот ужас. Откуда столько плохого кино? Потому что они это заказывают. Кино про себя. Мало об этом знают, вообще не пишут, потому что очень опасно назвать вещи своими именами. Ситуация в кино такова: большие менеджеры компаний снимают как бы русское кино, при этом в первую очередь берутся права на сценарий известной американской картины, потом приглашаются как бы русский режиссер и как бы русские артисты. А в картине этой все ментально другое — шутки, любовь. И мы, к сожалению, опять пролетаем. В России даже на законодательном уровне в плане кино все коррумпировано. Мне сегодня проще получить грант на свой фильм в Бельгии, чем в России. Сейчас 8 компаний финансируется государством. Восемь! Вы представляете, что это такое? Это все равно что в Москве было бы 8 красивых, широких дорог и все верили бы, что они избавят Москву от пробок. Не может такого быть. Сила любого здорового организма — в капиллярах, в сообщающихся сосудах.
В России есть проблемы с кино. Поэтому я даю оценку не очень хорошую тому, что происходит. Но надо об этом говорить. Правда лечит. Я помню период, когда люди недоговаривали, не высказывали свое мнение. Мне кажется, настало время искренности. Новой, старой — не важно. Я вижу молодых, 25–летних, и в них, несмотря ни на что, верю.
Автор публикации: Валентин ПЕПЕЛЯЕВ
Фото: Александр РУЖЕЧКА
Культпоход в кино
Нет пророков в киноотечестве
Хороший человек со «скверным» характером
«Самое тяжелое в жизни режиссера — это смотреть свой спектакль»
Правда, только правда, и ничего, кроме литературы
