Определение терминов
Понятие военно-технического сотрудничества, будучи в сущности
изящным эвфемизмом, родившимся и используемым почти исключительно в
России, означает в реальности два основных типа интеракций между
государствами. Во-первых, это трансферты оружия и боевой техники, а
также военных или двойных технологий. Имеет смысл особо подчеркнуть,
что речь идет именно о трансфертах, а не только о продажах, поскольку
в последнее время коммерческий подход, доминировавший у ведущих
экспортеров в первые годы после окончания холодной войны, сменился
подходом более комплексным, содержащим также стратегические военно-
политические элементы и предусматривающим в том числе и безвозмездные
или лизинговые поставки. Вторым важнейшим элементом понятия ВТС
являются совместные НИОКР, производство, маркетинг и продажа изделий
оборонного и двойного назначения.
Некоторых пояснений требует кроме того и использование термина
Восток. В период холодной войны это понятие несло прежде всего
социально-политическую и социальноэкономическую нагрузку и было
тождественно понятиям социалистический лагерь или советский блок.
Хотя в настоящий момент такое понимание термина потеряло свой смысл,
он все еще иногда используется применительно к ЦВЕ, Балканам и бывшим
республикам СССР.
Более традиционным и на сегодня более актуальным является
понимание Востока как цивилизационной реальности, совокупности
разнородных культур, единственным общим знаменателем для которых
является их отличность от бывшей до последнего времени эталонной
западной цивилизационной модели.
Понятно, что связи, подпадающие под определение
военнотехническое сотрудничество, составляют довольно скромную часть
во всем комплексе отношений между Востоком и Западом. Даже если брать
только экономические отношения и абстрагироваться от всех других –
политических, культурных, информационный отношений – то и в этом
случае доля торговли вооружениями составит всего лишь около 1% от
всего объема мировой торговли. Однако, как это будет показано ниже,
военно-технические связи между Востоком и Западом, оставаясь
относительно незначительными по своим количественным параметрам, несут
весьма важную качественную нагрузку, поскольку являются одним из
каналов изменения баланса сил между Востоком и Западом.
Динамика баланса сил между Востоком и Западом
Начиная с Нового Времени западная цивилизационная структура
демонстрировала свою более высокую по сравнению со структурой
восточной эффективность. Это проявлялось в более высоких темпах
экономического и демографического роста, а также в способности к
технологической и, что еще более важно, социальной инновации. В
конечном итоге интегральным показателем отставания Востока стала его
военная несостоятельность, окончательно проявившаяся в конце XVII
века, когда после победы Яна Собесского у Вены началось вытеснение
Османской империи из Европы. Апофеозом военнополитического
доминирования Запада стала эпоха колониализма, когда значительная
часть Востока была поставлена под прямой или косвенный политический
контроль европейских держав. Несмотря на последовавшую в 50-70-х годах
ХХ века деколонизацию, западная цивилизационная модель по-прежнему
оставалась эталонной, поскольку именно в ее рамках были обеспечены
интенсивное экономическое развитие, социальное благополучие,
инновационный динамизм и концентрация значительной военной мощи.
Ощущение идеальности западной структуры особенно усилилось после
краха в конце 80-х социалистического проекта и начала затяжного
системного кризиса реализовывавших его государств. Отражением
доминировавших в конце 80-х – начале 90-х годов настроений стала
статья Ф.Фукуямы Конец истории?, где автор говорит об окончательном
торжестве западной цивилизационной модели, основанной на либерализме и
рынке. Однако еще до дезинтеграции социалистической системы, в самый
разгар холодной войны, стали появляться признаки того, что
человечество подошло к моменту, когда превосходство западной
цивилизационной структуры перестает быть очевидным, и цивилизации
Востока, возможно, предпримут в ближайшие десятилетия попытку
исторического реванша, своего рода цивилизационного контрнаступления.
Проявлениями такого состояния предреванша стали изменения
экономического и финансового баланса сил, этнодемографической
ситуации, а также эволюция ценностных ориентаций элитных групп
развивающихся стран.
Изменения в балансе экономической мощи характеризуются падением
относительной доли стран Запада в мировом производстве и торговле.
Другим таким показателем являются более высокие темпы экономического
развития стран АзиатскоТихоокеанской зоны, где рост в 6%, совершенно
недостижимый для Европы и Америки, считается если не провальным, то
вполне заурядным. На фоне форсированного развития новых индустриальных
стран западные экономики пребывают после серии нефтяных шоков в
состоянии перманентной депрессии или очень вялого роста.
Другим индикатором усиления Востока является мировая
демографическая динамика и характер миграционных потоков. Речь идет
даже не об относительном и абсолютном демографическом весе Востока
(население, скажем, Германии, составляет всего менее 1,5% от
мирового), а о том, что вследствие массовой миграции выходцев из Азии
и Африки в Европу и Северную Америку под угрозой оказывается
этническое и расовое лицо самих центров западной цивилизации.
Одним из наиболее серьезных индикаторов постепенного перемещения
центра мирового развития из атлантической в тихоокеанскую зоны
является сосредоточение в странах АТР значительных финансовых
ресурсов. В то время, как бюджеты США и стран ЕС уже на протяжении
многих лет дефицитны, Тайвань, Япония и КНР накапливают значительные
валютные резервы. Между тем именно финансовая ситуация служит наиболее
тонким показателем благополучия государственного механизма.
Все эти факты, однако, могут свидетельствовать лишь об изменении
геополитического баланса мощи и совсем необязательно доказывают
возможность цивилизационного реванша Востока. Вполне можно допустить,
что экономические успехи конфуцианских драконов как раз и определяются
тем, что Тайвань, Южная Корея и Япония восприняли основные ценности
либерального западного общества, основанного на плюрализме и рыночной
экономике, и сумели выработать органический синтез традиционных и
импортированных с Запада цивилизационных кодов.
С этим можно было бы согласиться, если бы не еще один феmомен,
проявившийся примерно с начала 80-х годов, когда политические элиты
ряда стран третьего мира стали отвергать западные ценности на
концептуальном, идейно-теоретическом уровне. В наиболее
концентрированном и четко сформулированном виде это проявилось в
Исламской Республике Иран и у идеологов исламских фундаменталистских
движений. Сегодня такой антизападный и антиамериканский дискурс
локализован уже не только в мусульманском, но и конфуцианском (прежде
всего в КНР) мире.
Интересно отметить, что в 80-е годы произошла парадоксальная
рокировка носителей антизападных настроений. В первые десятилетия
деколонизации политические элиты освободившихся стран были
ориентированы на проведение модернизации, то есть ликвидацию
социально-политических и экономических отличий своих стран от
эталонных западных структур. Носителями традиционалистских
настроений при этом оставались малограмотные неэлитные группы
населения (широкие народные массы по старорежимной терминологии). В
восьмидесятые годы, когда элиты стран Востока все чаще поворачиваются
лицом к традиционным историческим ценностям своих культур, народные
массы, напротив, подверглись широкой, хотя и поверхностной
вестернизации, главным образом на уровне своих потребительских
преференций.
Именно идейный, концептуальный вызов западным ценностям,
подкрепленный экономическими успехами стран АТР, и позволяет говорить
о не просто геополитическом перераспределении баланса сил в пользу
Востока, но именно о грядущей попытке цивилизационного реванша
исламской и конфуцианский культур.
Роль военно-технического сотрудничества
в изменении баланса сил между Востоком и Западом
Вслед за первыми признаками фундаментальных изменений в балансе
финансово-экономической мощи и в восприятии политическими элитами
стран Востока западной цивилизационной модели как эталонной,
последовали усилия государств АТР по ликвидации военного и, что еще
важнее, военнотехнологического отставания от ведущих стран Запада.
С начала 90-х годов КНР, а затем государства АСЕАН приступили к
реализации военных реформ, направленных на модернизацию их вооруженных
сил и создание современных компактных, мобильных армий, обладающих
большой огневой мощью, вместо старых полуиррегулярных и
полутерриториальных массовых народных армий, выполняющих скорее
полицейские и административные функции.
Одновременно в торговле продукцией военного назначения появились
качественно новые моменты: страны АТР приступили к закупкам не просто
оружия и боевой техники, но элементов технологии их производства, или
даже полных лицензий. Нефтедобывающие капиталоизбыточные государства
Ближнего и Среднего Востока в то же время подписали ряд контрактов на
закупку не просто ультрасовременных вооружений, но таких его видов,
которые еще находились в стадии НИОКР или предпроизводства. В качестве
примеров такого рода можно привести контракты на поставку Францией
танков Leclerc в ОАЭ и фрегатов La Fayette в Саудовскую Аравию и
истребителей Mirage 2000-5 в Катар. В настоящее время на тендере в
АбуДаби на поставку 60-80 истребителей для ВВС ОАЭ Францией выставлены
самолеты Rafale, поступление которых в авиацию самой Франции ожидается
на ранее, чем в 2002 году. Россия на тот же тендер выставила Су-35,
закупки которого ВоенноВоздушными силами РФ вообще пока не
рассматриваются по финансовым соображениям. Кроме того, недавно прошла
информация о продаже Индии 40 многофункциональных истребителей Су-30,
которые также пока не поступают на вооружение российской авиации.
Сложилась парадоксальная ситуация. Если в годы холодной войны
сверхдержавы передавали своим клиентам в Третьем мире в основном
устаревшее вооружение, то после ее окончания начались продажи самых
современных систем. Более того, некоторые виды вооружений поступают
покупателям одновременно с поставками в армии стран-экспортеров, а
самолеты Rafale, Су-30 и Су-35 окажутся на вооружении импортеров,
возможно, даже раньше, чем у производителей этих типов оружия.
Все эти факты указывают на то, что вслед за глобальным сдвигом в
конфигурации финансово-экономической мощи с лагом примерно в 5-10 лет
начался процесс сокращения военнотехнологического отставания азиатских
стран от ведущих держав Запада. На сегодняшний момент лишь США
обладают бесспорным военным превосходством над любой другой армией
мира. Это превосходство обеспечивается лидерством Вашингтона в
средствах разведки, передачи и обработки информации, а также в
способности проецировать силу в планетарном масштабе. Однако
финансовое обеспечение ведения военных действий в конфликте средней
интенсивности уже является, как это показал кувейтский кризис,
невозможным для США в одностороннем порядке, и требует подключения
ресурсов других стран. Европейские державы не обладают на настоящий
момент подобными возможностями, однако стремятся овладеть ими,
объединив свои финансовые, промышленные и технологические потенциалы.
Наконец, Россия на сегодняшний день обладает остаточными
возможностями ведения стратегической космической разведки и
способностью региональной проекции силы, которые, в случае сохранения
нынешних тенденций деградации национальной технологической, научной и
экономической базы будут утеряны в течение ближайших 5-10 лет.
Параллельно с тем, как традиционные военные и технологические
лидеры планеты сталкиваются со все возрастающими финансовыми
трудностями и вынуждены свертывать либо объединять свои военные
проекты, государства АТР, напротив, начинают целый ряд своих
национальных аэрокосмических программ. Это относится к Индии (проекты
Агни и LCA), Малайзии, Индонезии, Тайваню, Южной Корее и, конечно,
КНР.
Необходимо подчеркнуть, что пробуксовка или прекращение некоторых
военных программ западных стран объясняются прежде всего финансовыми
причинами, и лишь во вторую очередь – проблемами собственно разработки
новых образцов вооружений. Дело в том, что каждое новое поколение
послевоенных систем вооружения требовало примерно удвоения – утроения
финансовых, временных и трудовых затрат на их НИОКР и производство.
Соответственно, господствовавшей до сих пор тенденцией было сокращение
числа корпораций и стран, способных производить современные системы
вооружений, а также уменьшение количества самих этих систем.
Так, в отличие от десятков образцов самолетов первого –
четвертого военного поколений, машины пятой генерации насчитывают
только 5 проектов – F-22 Lockheed Martin, Rafale Dassault Aviation,
JAS-39 Grippen, Ef 2000 и 1.42 ВПК МАПО. Из них только 3 являются
действительно национальными (F-22, Rafale и 1.42), поскольку
Eurofighter представляет собой совместный проект, а Grippen – проект
со значительным иностранным научно-технологическим участием. Наконец,
лишь две из пяти машин – американский F-22 и российский 1.42 обладают
всем набором характеристик изделий пятого поколения – радиолокационной
малозаметностью, сверхманевренностью, крейсерской сверхзвуковой
скоростью и многофункциональностью. Остальные истребители относятся к
числу самолетов пятого послевоенного поколения лишь по формальным
временным признакам. Можно также с уверенностью утверждать, что из
этих пяти производителей только США с высокой степенью вероятности
смогут приступить к НИОКР машин следующего поколения. Европейские
производители объединят свои усилия с Францией и Швецией, но даже в
этом случае нельзя исключать возникновения необходимости для них
искать кооперации с американцами. Россия вряд ли сможет в одиночку
приступить к реализации программы самолета шестого поколения.
ВПК и вооруженные силы стран Запада и России выработали несколько
ответов на вызов стремительного удорожания разработки и производства
новых типов оружия и боевой техники:
1) Резкое увеличение сроков службы видов вооружений за счет их
модернизации. Особенно пластичной в этом смысле оказалась опять-таки
авиация. Некоторые наиболее удачные образцы авиационной техники стоят
на вооружении по 40 лет. Это относится, например, к бомбардировщикам
В-52, Ту-95, истребителю МИГ-21. Глубокая модернизация позволяет
подтягивать возможности таких удачных машин до потенциала техники
следующего поколения (МиГ-21-93 сопоставим с F-16, МиГ-29М –
превосходит Ef 2000).
2) Дифференциация легких, упрощенных и тяжелых усложненных видов
оружия и боевой техники (F-15 и F-16; Су-27 и МиГ-29; С-300В и C-300
ПМУ). Развертывание легких систем позволяет уменьшить расходы на
закупку дорогих и сложных видов оружия. Кроме того, упрощенные виды
вооружений имеют более высокие экспортные перспективы.
3) Концентрация производства и финансовых ресурсов. Происходит
как на национальном уровне – путем слияния военнопромышленных
корпораций, так и на уровне международном – путем реализации
совместных программ. Помимо массирования ограниченных и недостаточных
в каждом отдельном случае ресурсов это позволяет создать не только
мощные, но и диверсифицированные, а значит, устойчивые к негативным
внутренним и внешним воздействиям корпорации.
В этих условиях нарастания финансовых трудностей ВПК стран Запада
и России и одновременной концентрации финансового потенциала в регионе
АТР ВТС выступает фактически как один из каналов перераспределения
глобальной мощи между Востоком и Западом в пользу первого, а также как
механизм конвертации уже имеющегося у ряда стран АТР финансово-
экономического потенциала в потенциал военнотехнологический. Утечка
военных технологий на Восток осуществляется главным образом через
Францию, Россию и в меньшей степени Израиль. Насколько можно судить,
главным оппонентом этой практики выступают США.
Очевидно, встает вопрос о перспективности, возможности и
желательности совместных усилий стран Запада и России по ограничению и
замедлению трансфертов военных технологий на Восток. Думается, меры
такого рода маловероятны. Хотя степень саморегулирования системы
международных отношений возрастает, эта система все еще остается слабо
управляемой, а принятие решений – полицентричным. На этом фоне трудно
ожидать от Франции или России, экономики и ВПК которых сталкиваются с
тяжелым кризисом, односторонних мер по самоограничению на экспорт
технологий или высокотехнологичной продукции. Такие самоограничения
были бы возможны только в случае встречных шагов США по уменьшению
своей доли на рынке готовой военной продукции. Однако и в этом случае
попытки заблокировать ликвидацию странами АТР военно-технологического
отставания кажутся бесперспективными.
Изменения в балансе сил между Востоком и Западом носят базовый
инфраструктурный характер, меняется соотношение практически по всем
видам ресурсов. Военно-технологический потенциал составляет лишь один
из сегментов интегральной мощи государств, и стремление заморозить
изменение в балансе одного вида ресурсов при невозможности остановить
такие же тенденции по всему их комплексу не имеет никакого смысла. В
сущности, ликвидация военно-технологического отставания стран АТР при
сохранении нынешних финансово-экономических тенденций станет чисто
технической и организационной проблемой, решение которой можно лишь
замедлить, но не остановить.
Россия и Восток: перспективы ВТС
Наконец, последний вопрос, который возникает в связи с затронутой
темой – это место России в военно-техническом сотрудничестве Восток –
Запад. Проблемы, с которыми сталкивается российская военная
промышленность и разработчики военной продукции, сходны с трудностями
американских и особенно европейских оружейников. Это значит, что,
сохраняя значительный промышленный, технологический и инновационный
потенциал, Россия сталкивается с проблемой нехватки финансовых
ресурсов для ведения новых разработок и оснащения новой техникой своих
вооруженных сил.
Поскольку российский ВПК сталкивается с теми же вызовами, что и
западный, его реакции также аналогичны усилиям западных корпораций и
правительств. Помимо сокращения военного производства и НИОКР, а также
активизации усилий по увеличению экспорта оружия и боевой техники,
Россия приступила и к структурным изменениям своего ВПК. Речь идет о
создании мощных диверсифицированных корпораций, объединяющих весь цикл
создания продукции – от ее разработки и производства до маркетинга,
продажи и послепродажного обслуживания. Пионером создания таких
корпораций стало объединение МАПО МИГ, на базе которого создан
Военно-промышленный комплекс МАПО.
Однако, по всей видимости, организация мощных ФПГ окажется
недостаточной для сохранения и развития имеющегося потенциала военной
промышленности РФ. Поэтому представляется неизбежным также создание
транснациональных корпораций или как минимум расширение международной
кооперации в области военно-технического сотрудничества. В настоящее
время наибольшее развитие получило сотрудничество с Францией,
совместно с которой осуществляется несколько проектов. Успех
реализации этих проектов (УТС МИГ-АТ, вертолет Ми-38, боеприпасы для
РСЗО Град) оценить пока невозможно, однако уже сегодня можно видеть
как минимум два фактора, которые в будущем будут серьезно лимитировать
развитие франкороссийского и в более широком смысле европейско-
российского сотрудничества. Основным препятствием для развития
российскофранцузских военно-технических связей является вполне
логичная и закономерная ориентация Парижа на развитие совместных
европейских программ, а также, и это самое главное, совпадение
структуры проблем и потребностей ВПК России и Франции. И Россия, и
европейцы обладают научнопромышленным потенциалом для создания и
производства нового оружия и боевой техники, и нуждаются в заказах и
капиталах. Структурная близость делает их естественными конкурентами и
блокирует возможность широкомасштабного сотрудничества.
Гораздо более перспективным представляется развитие совместных
программ с государствами Восточной и ЮгоВосточной Азии, в отношениях с
которыми наблюдается, напротив, структурная дополняемость. Страны АТР
обладают крупными финансовыми ресурсами и нуждаются в интеллектуальной
и технологической поддержке для создания собственной военной и
высокотехнологичной гражданской промышленности (прежде всего,
аэрокосмической). Российский ВПК и тесно связанный с ним
аэрокосмический комплекс могут оказать азиатским партнерам такое
содействие, получив взамен необходимые для своего развития и развития
экономики всей страны финансовые ресурсы.
Совместные российско-азиатские проекты (вплоть до создания ТНК)
представляются многообещающими еще и с учетом высказанной ранее идеи о
смещении центра мирового развития из атлантической в тихоокеанскую
зону. Сегодня экономическое и политическое присутствие России в АТР
сведено до минимума, и интенсификация военно-технических связей РФ со
странами региона позволит несколько заполнить этот вакуум и послужит
своего рода прицепом, соединяющим Россию с будущим локомотивом мировой
экономики. Особо следует подчеркнуть, что речь идет вовсе не об
организации утечки критических технологий в страны с антизападными
диктаторскими или террористическими режимами, а о попытке использовать
в интересах России объективно существующую ситуацию тектонического
сдвига в конфигурации мощи на оси Восток – Запад, в результате
которого происходит, если угодно, высвобождение энергии, то есть
выброс государствами АТР финансовых ресурсов на преодоление
технологического разрыва со странами Запада. Ориентация этих
финансовых потоков на Россию стала бы для нее историческим шансом,
позволяющим использовать несырьевые источники капиталов для проведения
преобразований и преодоления системного кризиса страны..
1. С начала 80-х годов наблюдается ускоренное сосредоточение
экономической и финансовой мощи, а также демографического потенциала в
азиатско-тихоокеанском регионе и одновременное относительное падение
доли США и Западной Европы в мировой экономике и торговле. При
сохранении существующих тенденций центр мирового развития переместится
в XXI веке из атлантической в тихоокеанскую зону. Это приведет к
снижению привлекательности западной цивилизационной модели и усилению
критики фундаментальных ценностей европейско-американской
цивилизации..
2. С начала 90-х годов некоторые страны АТР, используя успехи в
финансово-экономической области, приступили к реформированию своих
вооруженных сил с целью создания современных мобильных, компактных и
мощных армий. Военные реформы с необходимостью повлекли за собой
активизацию закупок современных боевых систем и технологии их
производства.
3. В этих условиях военно-технические связи стран
Востока с государствами Запада и Россией выступают как канал
перераспределения военно-технологической мощи в пользу первых и как
механизм конвертации финансово-экономических ресурсов стран АТР в
военно-технологический и инновационный потенциал..
4. Главными источниками современных видов вооружений и военных
технологий для стран Востока являются Россия и Франция, экономики и, в
частности, ВПК которых переживают кризис. В роли основного оппонента
технологических трансфертов выступают США..
5. Процесс изменения конфигурации глобальной мощи объективен, и
попытки заморозить его бесперспективны..
6. Россия может использовать готовность стран АТР и Ближнего и
Среднего Востока инвестировать в создание их национальной военно-
технологической и инновационной базы для сохранения и развития
собственного ВПК и экономики, улучшения структуры своей внешней
торговли и платежного баланса, а также для попытки интеграции в
мировую экономику в качестве экспортера высокотехнологичной продукции,
а не только сырья и топлива.
7. Отказ России по политическим причинам или под иностранным
давлением от экспорта современных систем вооружений будет использован
другими странами, скорее всего европейскими и республиками бывшего СССР,
и приведет к потере крупных источников доходов. При этом Россия своим
отказом не сможет заблокировать ликвидацию странами Востока их военно-
технологического отставания от Запада.
