Вот так вот закалялась сталь

"С четырнадцати лет он был связан с большевистской организацией: сначала выполнял мелкие поручения (клеил листовки и т.п.), в 1919 г. вступил в комсомол. В те годы стать комсомольцем означало реально участвовать в насильственном установлении советской власти и организованном ею терроре. “Вместе с комсомольским билетом мы получали ружье и двести патронов”, – вспоминал Островский. Он добровольно вступил в батальон особого назначения ИЧК (Изяславской Чрезвычайной комиссии). Это значит, что подросток сознательно примкнул к людям, уже запятнавшим себя кровью многих невинных людей (чем занималась ЧК, хорошо известно). В составе этого отряда чекистов Островский участвовал в Гражданской войне. Впоследствии он с гордостью писал своему врачу, что вдохновлялся главной идеей – “уничтожить классового врага… Мы ураганом неслись на вражьи ряды, и горе было всем тем, кто попадал под наши удары”. В июне 1920 г., вернувшись в родной городок Шепетовку (Украина), Островский стал работать в местном ревкоме. Участвовал в ночных обысках и прямом грабеже, организованном властью – ходил по квартирам и отбирал продукты, книги и прочее имущество у людей, объявленных “буржуями”. В августе 1920 г. Островский вновь ушел на фронт, вскоре был ранен и демобилизован. После окончания Гражданской войны он несколько лет работал электромонтером и техником, но в основном – партаппаратчиком. В 1923-1924 гг. Островский – член шепетовского окружкома комсомола, политрук Райвсевобуча, кандидат в члены губкома комсомола и т.п. О характере его работы говорит, например, следующий мандат: “Дан сей тов. Островскому Николаю в том, что он действительно является уполномоченным от Берездовской районной комиссии по проведению праздника 6 лет Октябрьской революции по Мухаревскому и по Поддубецкому сельсоветам. Всем войсковым частям, политорганам и сельсоветам… оказывать тов. Островскому полное содействие… Тов. Островскому разрешается ношение и хранение при себе огнестрельного оружия”. Очевидно, что советский праздник навязывался народу сверху, иначе “содействие войсковых частей” и браунинг, с которым при выполнении подобных поручений не расставался Островский, были бы излишними. С этим браунингом Островский проводил перевыборы сельсоветов и создавал комсомольские ячейки в местных селах. Но большинство крестьян справедливо воспринимало комсомол как экстремистскую политическую организацию, и вступать в нее почти никто не хотел. Так, созданная Островским Берездовская ячейка насчитывала 8 человек, а Поддубецкая и Малопраутинская – по 4. Большего ему достичь не удалось. Для окончательного покорения завоеванной красными территории формировались части особого назначения (ЧОН). Они проводили своеобразные “зачистки местности”, карательные экспедиции против населения, заподозренного в контрреволюции. В 1924 г. таким “чоновцем” был и Островский, который значился “коммунаром Отдельного Шепетовского батальона Особого назначения”. В том же году он вступил в КПСС.С 1927 г. и до конца жизни Островский был прикован к постели неизлечимой болезнью, которая стала следствием полученного на фронте ранения. Но ни нарастающая неподвижность, ни слепота, ни многолетние физические страдания не смягчили ту исступленную “классовую ненависть”, которая всю жизнь руководила его поступками. После неудачного лечения в санатории Островский решил поселиться в Сочи. Получив комнату в коммунальной квартире, будущий писатель устроил в доме настоящий красный террор. В письме знакомой старой коммунистке в ноябре 1928 г. он описал свою “политическую организационную линию”: “Я с головой ушел в классовую борьбу здесь. Кругом нас здесь остатки белых и буржуазии. Наше домоуправление было в руках врага – сына попа…”. Несмотря на протесты большинства жильцов, Островский через местных коммунистов добился того, чтобы “сына попа” убрали. “В доме остался только один враг, буржуйский недогрызок, мой сосед… Потом пошла борьба за следующий дом… Он после "боя" тоже нами завоеван… Тут борьба классовая – за вышибание чуждых и врагов из особняков…”. Прикованный к постели, почти уже ослепший инвалид забрасывал разные инстанции письмами, “разоблачающими” его соседей по дому – “недорезанных буржуев”. После этих настоятельных писем, сообщавших о “врагах”, в дом явилась комиссия из ГПУ. Вскоре Островский с торжеством доложил своей корреспондентке, что только один из его доносов не подтвердился, “а всё остальное раскрыто и ликвидируется”. О судьбе “ликвиди
рованных” по его наводке людей “писатель-гуманист” никогда потом не сожалел… "