От Сталинграда до Тюрингии: Судьба пропавшего без вести

(Вместо предисловия)Однажды в армии мне поручили разобрать и привести в порядок стоявший в приёмной прокуратуры шкаф, где были навалены кучей поступившие за много лет от немцев уголовные дела. Дела это были такие, по которым советская сторона не сочла нужным проводить собственное расследование (в противном случае они были бы подшиты вместе с переводом к советскому уголовному делу и поступили бы на хранение согласно всем правилам делопроизводства). На разборку и укладку папок у меня ушло больше половины дня, и чтобы скрасить себе нудную работу, я временами пролистывал однообразные тома. Большая часть их представляла собой скучнейшую «бытовуху» (кражи с дач, мелкие хулиганства, и т.п.), не располагавшую к внимательному чтению. Но вот уже почти добравшись до дна шкафа и радуясь тому, что можно будет уйти, наконец, домой, я совершенно случайно раскрыл не очень пухлую папку немецкого уголовного дела. Помню: прочитал её не отрываясь — и очнулся лишь от вопроса совершавшего обход здания дежурного офицера, сердито заметившего, что уже почти полночь, и пора бы, наконец, покинуть помещение.(Находка)Прежде всего моё внимание привлекло то, что уголовное дело было — как сейчас помню — 1962 года. Пожалуй, именно поэтому я и взялся его поначалу листать. (Забегая вперёд, скажу: очень жалею, что не совершил маленький должностной проступок и не увез втихаря это дело домой — ибо скорее всего его отправили в печку в 1992 году, при эвакуации 8-й армии из Германии, а может быть и раньше. Поэтому у меня нет возможности точно воспроизвести все даты, имена, адреса, которые там упоминались. Ввиду этого вместо имён буду использовать условные инициалы, да и даты следует воспринимать с допуском ±? месяца).Итак, летом 1962 года в городке Бад-Берка (маленькое — тысяч в пять населения — курортное место у озера, километрах в десяти к югу от Ваймара) немецкие рабочие из райцентра рыли траншею под какой-то кабель, и наткнулись на человеческие черепа. Была вызвана полиция из райцентра; место обнаруженного захоронения было аккуратно раскопано уже силами полицейских специалистов, и были найдены три человеческих скелета. По обрывкам обмундирования почти сразу же стало понятно, что это останки советских военнопленных; кроме того, во всех трёх черепах имелись дырки в затылочной кости — по всей видимости, пулевого происхождения. Останки были тщательнейшим образом извлечены и увезены в Ваймар для дальнейшего исследования, а группа сотрудников криминальной полиции приступила к первоочередным следственным действиям.(Апрельским утром в сорок пятом…)Первые же опросы местного населения показали, что речь идёт об истории, хорошо известной местным жителям старшего поколения. Здание, около которого были найдены три скелета, местные называли «цейхгаузом». Начиная примерно с 1942 года он использовался как склад имущества, конфискованного у окрестных евреев (перед тем, как их «депортировали» на восток). В апреле 1945 года, когда началась эвакуация объекта «Дора» (считавшегося сверхсекретным, но — как это водится — широко известного местным жителям), цейхгауз использовали для временного размещения узников, ранее занятых на строительстве объекта, и теперь перегонявшихся со стороны Ордруфа/Арнштадта на восток, от наступавших американцев. Обычно заключённых помещали в цейхгаузе на ночлег, а с наступлением нового дня угоняли дальше в сторону Йены.Так происходило на протяжении не одного дня, и после каждой ночёвки перегоняемых узников местный представитель гестапо (назовём его «Г.») совершал обход здания, обычно привлекая в помощь кого-либо из местной добровольной охраны (нечто вроде дружинников, исполнявших функции охраны порядка в ситуации нехватки полицейских чинов). В этот день Г. взял себе в напарники дежурного по городской охране, местного жителя (назовём его «М.»).При обходе здания они почти сразу же обнаружили, что под одной из лестничных клеток пытаются спрятаться трое советских военнопленных. Г. и М. вывели их во двор, где тут же расстреляли всех троих.(Находка в каблуке)Тем временем немецкие криминалисты изучали найденные останки. Никаких жетонов, личных вещей с надписями, и тому подобных предметов, позволявших установить личности убитых, обнаружено не было. Однако при исследовании ботинка (со шнурками из проволоки), который был на стопе одного из убитых, был найден довольно искусный тайник. Однако и содержимое тайника (тщательно завёрнутые в пергаментную бумагу клочок бумаги и маленькая фотокарточка молодой женщины) не дало возможно
сти сразу узнать что-либо узнать о погибшем. На клочке бумаги была обнаружена полустёртая чернильная надпись кириллицей. Как немецкие эксперты, так и представители советской прокуратуры подтвердили, что найденный обрывок представляет собой (с высокой долей вероятности) кусок советского почтового конверта с адресом получателя.Представители полиции направили советской военной прокуратуре правовое поручение с просьбой выяснить значение информации, содержавшейся на том клочке бумаги, и (насколько это возможно) установить личности убитых. После чего следователи приступили к допросам местных жителей, восстанавливая события тех дней.(«Это не я убивал!»)Далее в следственном деле шли многочисленные допросы местных жителей, повторные допросы, уточнения, справки, и т.п. Из них, если помещать события в хронологическом порядке, вырисовалась следующая картина:Через два или три часа после того, как гестаповец Г. и местный «дружинник» М. нашли и убили троих советских военнопленных, в город вошли американские войска. Г., как бывший сотрудник гестапо, был сразу поставлен на учёт с предписанием никуда не выезжать из города, но первое время его не трогали, а только периодически вызывали на допросы в ратушу, где помещалась оккупационная администрация. Однако примерно месяц спустя он не вернулся с одного из таких допросов; родственникам сообщили, что его обвиняют в военных преступлениях, и Г. увезён для более подробного рассмотрения дела (дополнительные сведения американцы давать отказывались). А ещё спустя немного времени вступил в действие Потсдамский план оккупации Германии: американцы уехали, а на их место вошла советская военная администрация.Как уже было сказано, гестаповца куда-то увезли американцы незадолго до своего ухода, в то время как М. не привлекал их внимания. Не привлекал он его и первые недели после установления советской администрации. Но в некоторый день (примерно в августе 1945 года) на здании городской ратуши появился список из примерно двадцати местных жителей, которым предписывалось явиться завтра, в субботу, на ратушную площадь. Был в этом списке и житель М.Явившиеся были арестованы и увезены на грузовиках в неизвестном направлении. Однако, примерно через неделю, половина из арестованных, в том числе и упоминавшийся нами М., вернулись домой. М. отказывался говорить об обстоятельствах своего ареста; родственники показали, однако, что после возвращения он неоднократно кричал во сне: «Это не я убивал! Я сам никого не убивал!» Но по городу ходили слухи, что задержанных увозили в близлежащий бухенвальдский лагерь для интернированных лиц, где их проверяли на предмет соучастия в нацистских преступлениях.А ещё через пару недель гражданин М. был снова арестован, на этот раз прибывшим персонально за ним вооружённым советским патрулём.(Плен под Сталинградом)Далее в деле шли материалы, полученные от советских органов в порядке правовой помощи. Сообщалось, что адрес на обрывке конверта является реальным адресом реальной гражданки, и поныне проживающей в Волгоградской, бывшей Сталинградской области. Будучи допрошена военным дознавателем, гражданка И. сообщила следующее:Осенью 1942-го года, недалеко от их станицы, немцами был организован лагерь для советских военнопленных. Она и её подруги регулярно ходили к нему, чтобы передать пленным продукты. Охрана была довольно мягкая и не препятствовала ни передаче продуктов, ни даже общению через колючую проволоку. Так она познакомилась с одним из наших военнопленных. Они стали часто беседовать через ограду; однажды он намёками дал ей понять, что намеревается совершить побег из плена, возможно, вместе с товарищем, и спросил, опять же намёками, сможет ли она предоставить им ночлег. Она дала понять, что согласна. Примерно через неделю, ночью, к ней действительно постучались — и это оказался знакомый ей тот самый пленный и его друг. Они переночевали у неё и с восходом солнца ушли в сторону наших частей; однако перед уходом знакомый попросил записать её адрес. Она сослалась, что в доме нет бумаги, и поэтому вырвала и дала ему кусок конверта от присланного ей письма со своим адресом, а на остаток конверта записала адрес его семьи (кажется, в Омской области). Свидетельница пояснила ситуацию с конвертом следующим образом: она опасалась, что беглецы из плена могут попасть снова к немцам, и тогда ей будет грозить расстрел за укрывательство пленных; а про клочок конверта полицаям можно будет сказать, что они-де его где-то случайно подобрали.Свидетельница также показала, что — о