Теория рекламы

Возвращение (А. Звягинцев, 2003, Россия)В одном гостеприимном доме мне был задан вопрос: почему в «Случае неоромантического конфликта» для изложения своих идей я выбрал такой мерзкий материал, как романы Уэльбека, когда с тем же успехом можно было бы основываться на работах Платона и Ницше? Рискуя обнажить свое невежество (что я знаю о Ницше, а уж, тем более, о Платоне?), я защищал Уэльбека, как мог. Однако аргументы довольно скоро закончились, и мне ничего не оставалось, как вспомнить прустовское: великие истины или великие красоты, мол, можно открывать не только в "Мыслях" Паскаля, но и в рекламе туалетного мыла. Это сработало, и я, кажется, был прощен.Однако меня ждала расплата. В Лондон привезли «Возвращение». Cтранную сказку о семье, в которую через 12 лет (из тюрьмы?) возвращается отец. Наливает детям вина, разламывает на части курицу и объявляет, что следующим же утром дети поедут с ним в поход на (Ладожское) озеро…С первой же минуты похода отец с (тюремной) жестокостью пытается добиться сыновней любви и поправить их испорченное безотцовщиной воспитание. Старший брат, вроде бы, вполне охотно подчиняется, но вот с младшим братом наладить отношения оказывается гораздо труднее. Отец, тем не менее, (по-своему) упорно движется к цели – и, наверное, даже не совсем безуспешно. Однако в то же время, нам дают понять, что в этом походе есть у него цели и другие – куда более темные и корыстные. Мы так никогда до конца не поймем, какие именно – от заложенной в сценарии криминальной драмы в фильме почти ничего не осталось. Но все же большую его часть мы будем задаваться вопросом: зачем именно отец взял сыновей в поход? Ради алиби? Или же его «темные дела» сами по себе не более чем алиби для возвращения домой? Нас будит мучить этот вопрос до тех пор, пока не произойдет нечто, от чего станет совершенно понятно: это не имеет значения. Всю эту историю следует воспринимать как притчу – произведение «художественно-дидактического» жанра. А значит, лишние вопросы здесь не уместны. После этого все, казалось бы, сразу встает на свои места. И «провалы» в сюжете, и некоторая «двумерность» персонажей, и аскетичный, «а-ля Тарковский» стиль, выдержанный почти безупречно (кстати, не соглашусь с теми, кто ставит подражание Тарковскому в вину режиссеру: в эпоху неудачных стилизаций не стоит осуждать удачные стилизации). Но раз уж перед нами притча, то – ничего не попишешь! – придется нам задаться единственным адекватным ей вопросом: в чем же здесь намек, добрым молодцам урок? Задумавшись хоть на минуту над этим вопросом, мы легко обнаруживаем, что ответ на него заключается в разбросанных тут и там многочисленных ярлычках-ссылках на другие притчи, притчи весьма известные и монументальные. Такие, например, как истории Одиссея и Эдипа, Вавилонской башни и жертвоприношения Авраама, возвращения блудного сына и хождения по водам. Сотни тем, поднятых этими притчами – от вопросов отношений с Богом, смысла жизни, справедливости и экзистенциального превращения до проблем взросления и воспитания – очень гладко, без каких-либо натяжек, ложатся на повествование, благо от сюжета в «Возвращении» практически ничего не осталось.И в этой «гладкости» – главное разочарование от фильма. Как бы мы ни искали, за отсылками и цитатами мы не найдем ни неожиданных вопросов или противоречий, ни оригинальных трактовок или сопоставлений – всего того, чем знаменит, например, «Декалог» Кесьлевского, основанный на десяти заповедях. Весь смысл аллюзий начинается и заканчивается лишь, выражаясь хайдеггеровским языком, их «пустым подразумеванием». Режиссер даже не делает никаких попыток играть в набоковско-джойсовские шарады со зрителем: ссылки даются практически «в лоб», так что отгадывание их не доставляет особого удовольствия. Речь, скорее, идет об открытой рекламе, со свойственным жанру «caveat emptor». «Прорекламировав» не нуждающиеся, вроде бы, в рекламе вечные темы, фильм оставляет нас с ними наедине.Можно открывать великие истины и красоты в рекламе туалетного мыла. Но можно ли что-нибудь открыть в рекламе великих красот и истин?