Харизма – божья благодать, по-шумерски

Ездил в детстве на охоту, на уток. С мужиками. Мужики матёрые, вкусно вонючие водкой, портупеей и носками. Настоящие охотники. Матюки такие, что чуть громче – утки бы падали без выстрелов. От шока. На спине плачущего в гору газона, в будке, жарили яиШницу. Куриные яйцы, собственными рисковали в сантиметре от сковороды, прикрученной (казалось) прямо к газовому баллону. На полном скаку. Весело и страшно! День ехали. Байки, гогот. К ночи добрались до хутора. Пили-пили-пили, потом шли спать в сено. Детей двое: я и не помню уже кто. Забрались на сеннУю вершину, смотрели спутники. Раз в десять минут прибывали ослабшие. Все нанизывались задами на вилы, ойкали, головой вперёд лезли в душистую пылюку. К четырём утра стог был нафарширован мужиками под завязку. Бликующие пятки во все стороны, как орудия броненосца. Сеновал Потёмкин-Таврический. Последним пришёл Иваныч. Самый голосистый и бездонный. Тоже ойкнул, потёр полушарие и полез спать в собачью конуру, почему-то . Схватил барбоса за уши, выволок из будки, сам занял нагретое место. Утро. Мужики злющие, будто это их с тёплого повыгоняли. Рожи синие, губы сосисочные. Один Иваныч, счастливый, спит в центре двора пузом к солнцу. Он встал в пять утра и выпил всё, что компания припасла на опохмел. Сострил, чиста Бэнни Хилл. Взяли проглота за конечности, раскачали, вбросили в кузов, поехали дальше. В тишине. В страшном молчании. Иваныч издевательски храпит весь остаток пути.  Потом пальба, спаниэли таскают селезней, в кустах Мюнхаузены шмалят из всех орудий. Иваныч тоже побрёл охотиться, но устал, спит в луже.  Вечером встаёт и лезет в камыши,  утей собирать. Больше всех набрал. Ни разу не пальнул в тот день. Зато на следующий – повесил на сук жестянку из-под сардин в томате, отсчитал полста шагов и поднял ствол, как Лермонтов в кино . Естесственно, засадил кому-то в Ж. Всего одна дробина, но извинялись всей компанией, поили недругов… Всю дорогу – Иваныч… Иваныч… Иваныч… Как А.Калягин в «Зд., я ваша тетя» – пока в кадре – всё переливается и блестит. Выходит за рамку – будто потеряно что-то… Я вовсе не стремлюсь к алкоголическим подвигам. Меня восхитила тогда Иванычева отдельность от всех. Бесконечная свобода, которая не через убегание от общества рождалась, а прямо тут, в присутствии. Не нравится – сами бегите. Беспредельный кураж. Теперь скажите мне, что такое обаяние?