Драматическое

У синьора Мальдини глаза пожилого бассета. И в перстнях золота больше, чем во всём бюджете Молдавии. Возле его кровати, наверное, ведро стоит, синьор Мальдини туда ссыпает скромную мужскую красоту на ночь. Потому что спать с гирями на пальцах неудобно. Нас предупредили: он – театральный художник, а не то, на что похож. Такая версия всем понравилась. Никто теперь не боится, что это мафиозный босс на пенсии, чудной старик, ставит по миру пьессы из жизни простых неаполитанцев. Синьор Мальдини лично подбирал мне костюм. Называл меня «сынок». Просил не обращаться синьором, просто Чезаре. – В первом акте ты будешь в белой майке, сынок. В Неаполе летом очень жарко. И посмотрел вдаль, за шкаф, где примерно Неаполь, Моника Белуччи, папа Бенедикт и прочие равиоли.Я спросить хотел – А пистолет? – но понял по красным отвисшим векам, как не переношу насилие. Мы, итальянские музыканты, как в Индии коровы, гуляем в майках безоружные и спим поперёк дороги, никто не прогоняет нас метким выстрелом. Самое большее, палкой спросят, нельзя ли тут пройти, осторожненько.А мандалинист Жора у нас страшно нервный, он двадцать лет грустил по консерваториям, хотел от скрипочки детей родить. Но скрипачей в Латвии больше, чем в Неаполе воров, приходится калымить мандалинистом, хоть название у профессии неприятное и даже двусмысленное.Мы писали Любимую Тарантеллу синьора Мальдини. Там надо сыграть тройной форшлаг. У Жоры, кроме страшно полезного для жизни образования, ларингит, развод и собака родила 15 щенков. Он не в силах исполнить тройной на мандалине. Может тремоло, трель или четверной. Но шерстистые уши синьора Мальдини хотят чтоб тарантелла была тарантеллой, а не огрызком из Шостаковича. А час записи в симфонической студии дороже, чем родить, вырастить и покрошить в лазанью целый хор мандалинистов. Очень тогда переволновались за нашего. Оператор потом резал форшлаг из всякой мандалинной требухи, спасал. Я согласился на майку. А Жора встал в третью позицию, сказал, что привык в смокинге. – Синьор Мальдини спрашивает, есть ли у вас отец – перевела хриплое итальянское недоумение переводчица Нина, толстая и красивая.- Есть, а что? – ответил Жора голосом буревестника.По безумию в глазах музыканта стало понятно про ларингит, жену и плодовитую собаку. Как бы делясь пониманимаем, неаполитанец улыбнулся костюмерше. Костюмерша в ответ описалась, но притворилась находчиво, будто из уважения.- Синьор Мальдини предлагает вам согласиться на белую рубашку с закатанными рукавами – перевела Нина поднятую бровь синьора художника.- Или что, мне оденут белыя тапки, в чисто неаполитанской традиции? – горестно хмыкнул Георгий. – Впрочем, этого не переводите.- Молодец – вдруг сказал синьор Мальдини по-русски, без всяких акцентов; цокнул перстнем и вышел.Я что хотел сказать, 19-го у нас премьера, приходите, если делать нечего. Там слева, в майке, буду я.